Неточные совпадения
И за всем тем спокойно разошлись по
домам и предались
обычным своим занятиям.
Анна была хозяйкой только по ведению разговора. И этот разговор, весьма трудный для хозяйки
дома при небольшом столе, при лицах, как управляющий и архитектор, лицах совершенно другого мира, старающихся не робеть пред непривычною роскошью и не могущих принимать долгого участия в общем разговоре, этот трудный разговор Анна вела со своим
обычным тактом, естественностью и даже удовольствием, как замечала Дарья Александровна.
Утро было прекрасное: опрятные, веселые
дома с садиками, вид краснолицых, красноруких, налитых пивом, весело работающих немецких служанок и яркое солнце веселили сердце; но чем ближе они подходили к водам, тем чаще встречались больные, и вид их казался еще плачевнее среди
обычных условий благоустроенной немецкой жизни.
На креслах в гостиной, в разных положениях, сидят и сопят обитатели или
обычные посетители
дома.
И вспомнил он свою Полтаву,
Обычный круг семьи, друзей,
Минувших дней богатство, славу,
И песни дочери своей,
И старый
дом, где он родился,
Где знал и труд и мирный сон,
И всё, чем в жизни насладился,
Что добровольно бросил он,
И для чего?
Барыня обнаружила тут свою
обычную предусмотрительность, чтобы не перепились ни кучера, ни повара, ни лакеи. Все они были нужны: одни готовить завтрак, другие служить при столе, а третьи — отвезти парадным поездом молодых и всю свиту до переправы через реку. Перед тем тоже было работы немало. Целую неделю возили приданое за Волгу: гардероб, вещи, множество ценных предметов из старого
дома — словом, целое имущество.
Мне приходилось часто бывать в
доме г-на Каннингама, у которого остановился адмирал, и потому я сделал ему
обычный визит.
Ребенок, девочка с золотистыми длинными локонами и голыми ногами, было существо совершенно чуждое отцу, в особенности потому, что оно было ведено совсем не так, как он хотел этого. Между супругами установилось
обычное непонимание и даже нежелание понять друг друга и тихая, молчаливая, скрываемая от посторонних и умеряемая приличиями борьба, делавшая для него жизнь
дома очень тяжелою. Так что семейная жизнь оказалась еще более «не то», чем служба и придворное назначение.
В
доме поднимается
обычная праздничная суматоха.
Аудиенция кончена. Деловой день в самом разгаре, весь
дом приходит в
обычный порядок. Василий Порфирыч роздал детям по микроскопическому кусочку просфоры, напился чаю и засел в кабинет. Дети зубрят уроки. Анна Павловна тоже удалилась в спальню, забыв, что голова у нее осталась нечесаною.
Матушка волновалась, а Сатир жил себе втихомолку в каморке, занимаясь своим
обычным делом. Чтобы пребывание его в Малиновце было не совсем без пользы для
дома, матушка посылала ему бумагу и приказывала ему тетрадки для детей сшивать и разлиновывать. Но труд был так ничтожен, что не только не удовлетворял барыню, но еще более волновал ее.
Но вот наконец его день наступил. Однажды, зная, что Милочка гостит у родных, он приехал к ним и, вопреки обыкновению, не застал в
доме никого посторонних. Был темный октябрьский вечер; комната едва освещалась экономно расставленными сальными огарками; старики отдыхали; даже сестры точно сговорились и оставили Людмилу Андреевну одну. Она сидела в гостиной в
обычной ленивой позе и не то дремала, не то о чем-то думала.
И
дом Маритена не походил на
обычный французский
дом.
О дальнейшем не думалось; все мысли устремились к одному, взлететь над городом, видеть внизу огоньки в
домах, где люди сидят за чайными столами и ведут
обычные разговоры, не имея понятия о том, что я ношусь над ними в озаренной таинственной синеве и гляжу оттуда на их жалкие крыши.
Обычные виды: былая краса
Пустынного русского края,
Угрюмо шумят строевые леса,
Гигантские тени бросая;
Равнины покрыты алмазным ковром,
Деревни в снегу потонули,
Мелькнул на пригорке помещичий
дом,
Церковные главы блеснули…
Это было на руку Таисье: одним глазом меньше, да и пошутить любил Самойло Евтихыч, а ей теперь совсем не до шуток.
Дома оставалась одна Анфиса Егоровна, которая и приняла Таисью с
обычным почетом. Хорошо было в груздевском
доме летом, а зимой еще лучше: тепло, уютно, крепко.
Суббота была
обычным днем докторского осмотра, к которому во всех
домах готовились очень тщательно и с трепетом, как, впрочем, готовятся и дамы из общества, собираясь с визитом к врачу-специалисту: старательно делали свой интимный туалет и непременно надевали чистое нижнее белье, даже по возможности более нарядное. Окна на улицу были закрыты ставнями, а у одного из тех окон, что выходили во двор, поставили стол с твердым валиком под спину.
— Э! Чепуха! Хороший товарищ выпить на чужой счет. Разве вы сами не видите, что это самый
обычный тип завсегдатая при публичном
доме, и всего вероятнее, что он просто здешний кот, которому платят проценты за угощение, в которое он втравливает посетителей.
— И тем более, — сказал Лихонин, пропуская вперед приват-доцента, — тем более что этот
дом хранит в себе столько исторических преданий. Товарищи! Десятки студенческих поколений смотрят на нас с высоты этих вешалок, и, кроме того, в силу
обычного права, дети и учащиеся здесь платят половину, как в паноптикуме. Не так ли, гражданин Симеон?
— Мужа моего нет
дома; он сейчас уехал, — говорила Мари, не давая, кажется, себе отчета в том, к чему это она говорит, а между тем сама пошла и села на свое
обычное место в гостиной. Павел тоже следовал за ней и поместился невдалеке от нее.
Я счастлив уже тем, что нахожусь в теплой комнате и сознаю себя
дома, не скутанным, свободным от грязи и вони, вдали от поучений. Старик Лукьяныч, о котором я уже не раз упоминал на страницах"Благонамеренных речей"и который до сих пор помогает мне нести иго собственности, встречает меня с
обычным радушием, хотя, я должен сознаться, в этом радушии по временам прорывается легкий, но очень явный оттенок иронии.
Все было на своем месте — такое простое,
обычное, закономерное: стеклянные, сияющие огнями
дома, стеклянное бледное небо, зеленоватая неподвижная ночь. Но под этим тихим прохладным стеклом — неслось неслышно буйное, багровое, лохматое. И я, задыхаясь, мчался — чтобы не опоздать.
Отец спросил у меня, куда я ходил, и, выслушав внимательно
обычный ответ, ограничился тем, что повторил мне приказ ни под каким видом не отлучаться из
дому без его позволения. Приказ был категоричен и очень решителен; ослушаться его я не посмел, но не решался также и обратиться к отцу за позволением.
— Ответ-с такой… — И Антип Ильич несколько затруднялся, как ему, с его
обычною точностью, передать ответ, который он не совсем понял. — Барышня мне сами сказали, что они извиняются, а что маменьки ихней
дома нет.
На этой мысли он вошел с Мартыном Степанычем в
дом, и они снова увидали отца Василия, который, несколько важно раскланиваясь с встречавшеюся ему прислугою, прошел в комнату Егора Егорыча, куда войдя, поздравил именинника со днем ангела и, подав ему заздравную просфору, благословил его, причем Егор Егорыч поцеловал у отца Василия руку и сказал ему своей
обычной скороговоркой...
После
обычного осушения кубков во здравие царя, царевича, всего царского
дома и высокопреосвященного митрополита Годунов поднял золотую братину и предложил здоровье Ермака Тимофеевича и всех его добрых товарищей.
Некоторое время в
доме происходило
обычное послеобеденное движение: слышалось лязганье перемываемой посуды, раздавался стук выдвигаемых и задвигаемых ящиков, но вскоре доносилось топанье удаляющихся шагов, и затем наступала мертвая тишина.
Им было досадно, что не они выдумали: втроем неловко итти. Людмила оделась несколько наряднее
обычного, — зачем и сама не знала. Впрочем, она любила наряжаться и одевалась откровеннее сестер: руки да плечи поголее, юбка покороче, башмаки полегче, чулки потоньше, попрозрачнее, тельного цвета.
Дома ей нравилось побыть в одной юбке и босиком и надеть башмаки на босые ноги, — притом рубашка и юбка у нее всегда были слишком нарядны.
В это время из
дома выбежала Марта спросить что-то у Вершиной. Хлопоты перед отъездом немного расшевелили ее лень, и лицо ее было живее и веселее
обычного. Опять, уже обе, стали звать Передонова в деревню.
Вершина ходила быстро в саду, курила, улыбалась еще кривее
обычного и бормотала сердитые слова. Марта не выходила из
дому и горько плакала. Служанка Марья пыталась смыть деготь и злобно переругивалась с глазевшими, галдевшими и хохотавшими любопытными.
Все провожали его в прихожую и говорили
обычные слова так добродушно и просто, что эти слова казались значительными. Он вышел на тихую улицу, точно из бани, чувствуя себя чистым и лёгким, и шёл домой медленно, боясь расплескать из сердца то приятное, чем наполнили его в этом бедном
доме. И лишь где-то глубоко лежал тяжёлый, едкий осадок...
Обиженная и огорченная Алена Евстратьевна принуждена была на скорую руку сложить свои модные наряды в чемоданы и отправиться в Верхотурье, обозвав братца на прощанье дураком. Старуха не хотела даже проститься с ней. Отец Крискент проникновенно понял то, что Гордей Евстратыч боялся высказать ему прямо, и, с своей
обычной прозорливостью, сам не заглядывал больше в брагинский
дом.
Публика загудела. Это была не
обычная корзина аэростата, какие я видел на картинках, а низенькая, круглая, аршина полтора в диаметре и аршин вверх, плетушка из досок от бочек и веревок. Сесть не на что, загородка по колено. Берг дал знак, крикнул «пускай», и не успел я опомниться, как шар рванулся сначала в сторону, потом вверх, потом вбок, брошенный ветром, причем низком корзины чуть-чуть не ударился в трубу
дома — и закрутился… Москва тоже крутилась и проваливалась подо мной.
Проехала печальная процессия, и улица вновь приняла свой
обычный вид. Тротуары ослизли, на улице — лужи светятся. Однако ж люди ходят взад и вперед — стало быть, нужно. Некоторые даже перед окном фруктового магазина останавливаются, постоят-постоят и пойдут дальше. А у иных книжки под мышкой — те как будто робеют. А вот я сижу
дома и не робею. Сижу и только об одном думаю: сегодня за обедом кислые щи подадут…
Каждодневно, утром, выходил он"из
дома"на улицу, как в справочное место, единственно для совершения
обычных деловых подвигов, и, совершив что следует, вновь возвращался"домой".
Здесь живут
обычные спутники моих охотничьих экскурсий — лесники Захар и Максим. Но теперь, по-видимому, обоих нет
дома, так как никто не выходит на лай громадной овчарки. Только старый дед, с лысою головой и седыми усами, сидит на завалинке и ковыряет лапоть. Усы у деда болтаются чуть не до пояса, глаза глядят тускло, точно дед все вспоминает что-то и не может припомнить.
Елена крайне была удивлена, когда князь повел гостей своих не в
обычную маленькую столовую, а в большую, парадную, которая, по убранству своему, была одна из лучших комнат в
доме князя.
Одна из гостиных в
доме Сорина, обращенная Константином Треплевым в рабочий кабинет. Направо и налево двери, ведущие во внутренние покои. Прямо стеклянная дверь на террасу. Кроме
обычной гостиной мебели, в правом углу письменный стол, возле левой двери турецкий диван, шкап с книгами, книги на окнах, на стульях. — Вечер. Горит одна лампа под колпаком. Полумрак. Слышно, как шумят деревья и воет ветер в трубах.
Пока наши отношения к народу будут носить характер
обычной благотворительности, как в детских приютах или инвалидных
домах, до тех пор мы будем только хитрить, вилять, обманывать себя и больше ничего.
На другой день, часу во втором, отправился я к Злотницким. Старика не было
дома, и жена его не сидела на своем
обычном месте: у ней, после блинов, разболелась голова, и она пошла полежать к себе в спальню. Варвара стояла, прислонившись плечом к окну, и глядела на улицу; Софья ходила взад и вперед по комнате, скрестив на груди руки; Попка кричал.
В воздухе назревала буря, и уже висел над головами
обычный трагический возглас: «Моей ноги не будет больше в этом
доме!» — но находчивая хозяйка быстро предупредила катастрофу, встав из-за стола со словами...
Николай. Невозвратимо. Бесподобно. Но маменька… Она чувствительностью не отличается, деликатностью также; для нее дороже всего деньги, для нее нет выше преступления, как истратить лишние деньги, и она замолчала. Я ждал бури и уж заранее запасся терпением на двое суток; и вдруг, вместо
обычной рацеи: «мот, пьяница, растащил
дом» — я слышу мораль от посторонних, которым до меня дела нет. Чудеса какие-то!
Как и всегда, он вставал в семь, обливался ледяной водой, пил молоко и в восемь уже выходил на
обычную прогулку; и каждый раз, переступая порог своего
дома, ожидал, что обратно его уже не перешагнет и двухчасовая прогулка превратится в бесконечное падение куда-то.
Вас неоднократно звали в
дом; хозяйка
дома, через своих друзей и знакомых, давно изъявляла желание видеть вас в своей гостиной. Вы являетесь. Хозяйка
дома по большей части дама средних лет. Она предлагает вам стул подле себя; вы садитесь. После
обычных общеупотребительных фраз, начинается разговор об искусстве; вы артист, нельзя же иначе!
Недолго, кажется, прогостил Алексей в
дому родительском — суток не минуло, а неприветно что-то стало после отъезда его. Старик Трифон и в токарню не пошел, хоть была у него срочная работа. Спозаранок завалился в чулане, и долго слышны были порывистые, тяжкие вздохи его… Фекла Абрамовна в моленной заперлась… Параня с сестрой в огород ушли гряды полоть, и там меж ними ни
обычного смеху, ни звонких песен, ни деревенских пересудов… Ровно замерло все в
доме Трифона Лохматого.
Обычной полная печали,
Ты входишь в этот бедный
дом,
Который ядра осыпали
Недавно пламенным дождём...
Сусанна подумала, что муж ушел из
дому вместе с Слопчицьким, и заглянула в переднюю: шинель висела на своем
обычном месте и пальто тоже.
Далекие горы утопали в розовом мареве предутреннего света… Мулла-муэдзин [Мулла-муэдзин — магометанский священник.] давно прокричал свой гортанный призыв с минарета [Минарет — башня при мечети — магометанском молитвенном
доме.]… Дневные цветы жадно раскрылись навстречу солнечному лучу… Из азиатской части города, оттуда, где на базаре закипала
обычная рыночная суета, долетали крики и говор, характерный восточный говор кавказского племени.
— Да я и не собираюсь приходить в его
дом в
обычном виде! — произнесла я со смехом. — У меня есть шаровары, бешмет и папаха. Так наряжусь, что даже ты меня не узнаешь!
После
обычных утренних занятий с Людой я целые дни слоняюсь по саду и
дому, как потерянная.